Пир потаенный [ Пир потаенный. Повелитель деревьев] - Филип Фармер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава XXVI
Мне достаточно было чуть-чуть повернуть голову, чтобы видеть Калибана, стоящего на противоположном конце воображаемого диаметра стола, почти напротив меня. Его лицо в данный момент было спокойно и невозмутимо, лишенное всякого выражения. Я не смог прочесть на нем ни единого признака, говорящего об отвращении, которое вполне естественно было ожидать со стороны столь цивилизованного человека. Или он настолько хорошо научился контролировать свои эмоции, что вполне совпадало с тем, что оба его старых приятеля и Клара говорили о нем, или ему действительно было все до фени. Я думаю, может быть, он, как и я, наслаждался вкусом этого лакомого кусочка.
Я чувствовал себя несколько разочарованным. Я бы предпочел увидеть его смущенным, а, может, даже уронившим себя в глазах Девяти тошнотой и рвотой, или другими аналогичными проявлениями отвращения.
Второй жертвой была очень красивая мулатка. У нее были черные курчавые волосы, постриженные по африканской моде, кожа того же теплого шоколадного оттенка, как глаза антилопы. Ее же собственные глаза удивительно контрастировали с цветом ее кожи своим бледно-голубым, почти прозрачным оттенком. Это была жена Глашатая, которая исчезла одновременно с ним во время взрыва их яхты. Я хорошо знал ее, так как мы часто встречались с ней во время предшествующих церемоний. Она много раз спала со мной и мой язык помнил малейшие изгибы ее великолепного тела.
Думаю, что Аи-не-на знала об этом. Создавалось впечатление, что она знает о нас все, как Бог, которому все известно о его созданиях. Таким образом, Аи-не-на вправе была пред полагать, что у меня не возникнет никакого внутреннего протеста против исполнения ритуала с этой женщиной. Другое дело Калибан. Он был американец, белый, родившийся в состоятельной семье в 1903 году. Поэтому было вполне возможно ожидать с его стороны реакций, обычных для людей его круга по отношению к цветным. Может быть, именно поэтому Аи-не-на сделала знак Мире направиться к Доку. Но если Калибан и испытывал что-то, он оставил это в себе, не позволив дрогнуть ни единой черточке своего бесстрастного лица.
Он протянул руку Мире и помог ей подняться на стол, подняв ее столь легко, будто она весила не более чем шарик для пинг-понга. Женщина легла на спину. Он взял ее ноги и положил себе на плечи. После этого надолго застыл, спрятав лицо в густом жестком хохолке, так хорошо мне знакомом, прижавшись к горячей влажной щели, источающей терпкий возбуждающий медвяный запах.
Мира пыталась продемонстрировать, как ей приятно. Она извивалась всем телом, заламывала руки и громко стонала, но я не сомневался, что просто играет на публику. Мира должна была чувствовать себя слишком напряженной, чтобы у нее действительно все пошло как надо. Я знал только одну женщину, способную добиться оргазма в условиях подобного ритуала: это была графиня Клара. Финальный акт заставил бы ее страдать не менее, чем и всех остальных, но она умела жить настоящим моментом, на что способно не так уж много людей.
В конце ритуала Калибан укусил ее. Мира, напрягшись, как струна, вытянулась на столе, так сильно сжав кулаки, что ногти впились в ее ладони. (Когда она встала, я увидел, что пальцы ее рук окрашены кровью.) Ее ноги конвульсивно сжались, и она скрипнула зубами, чтобы сдержать готовый вырваться крик, хотя Девять никогда не запрещали кричать испытуемым.
Калибан отодвинулся и помог ей подняться. Его губы и подбородок были испачканы кровью, и он продолжал жевать откушенный клитор Миры. Глашатай, не моргнув глазом, смазал мазью рану своей жены. Мира, побледневшая до серо-пепельного оттенка кожи, неуклюже слезла со стола на негнущихся ногах и с явным трудом стала спускаться с трибуны.
Я впервые видел семейную пару, одновременно участвующую в ритуальной церемонии, и подумал о том, как несладко, должно быть, чувствовал себя человек, жена которого должна была изображать восторг от действий Калибана. Мне кажется, я не смог бы сдержать приступа ревности, увидя Клио за подобным занятием с ним или с кем-нибудь другим. Я все равно попытался бы убить его. Может быть. Я знал, что Клио такая же женщина, как и все остальные. Будь вы мужчиной или женщиной, все равно невозможно прожить бесконечную молодость, не испытав желания немного разнообразить свои сексуальные отношения. Поэтому я не рассчитывал, что она всю жизнь будет вести себя как святая. Однако я предпочел бы ничего не знать о том, что она делает с другими мужчинами, и не хотел бы, чтобы кто-нибудь даже словом заикнулся мне об этом и уж тем более присутствовать при сем.
Быть может, Девять таким образом наказали Глашатая за какую-то допущенную им ошибку или просто испытывали его. Кто знает мысли Девяти?!
Честь вкусить плоти следующей женщины, красавицы из Пенджаба, была предоставлена мне. Мне никогда еще не приходилось откусывать клитор зубами, но я легко справился с отсутствием опыта в подобном деле. Вкус его во многом напоминал вкус мужских тестикул, только с более тонким, восхитительным ароматом, который источает влагалище здоровой женщины.
Затем наступила очередь второго мужчины. Процедура была та же: мошонка взрезана, яичко выпущено, отрезано и разделено на части. В этот раз мы довольствовались тем, что лишь один проглотил кусочек, а остальное было брошено за спины на пол. Было очевидно, что мы не смогли бы попробовать плоти всех оставшихся сорока семи персон. Девять держали в своих личных покоях домашних животных, которые затем позаботятся об оставшейся части.
Следующей была Клара. Аи-не-на довела ее до оргазма, потом одним движением зубов вырвала ей клитор.
После этого ритм ритуала убыстрился. Женщинам пришлось обойтись без предшествующих любовных игр. Было слишком много народа, и процедура вскоре приняла характер конвейера.
Наконец все сорок семь жертв вновь оказались стоящими на своих местах по другую сторону озера. Некоторые стонали. Многие теряли сознание, добравшись до своего берега, но быстро приходили в себя. И когда Глашатай приказал очистить пещеру, все ушли самостоятельно, не прибегая к помощи друг друга. Теперь они могли считать себя свободными и покинуть убежище Девяти. Большинство из них больше не услышат о Великих вплоть до того дня, пока вновь не будут призваны заплатить ежегодную дань частью своей свежей плоти, или для того, чтобы исполнять обязанности очередного Глашатая.
За исключением этого обязательного ежегодного ритуала и тех трех месяцев, когда я жил рядом с ними в качестве Глашатая, я имел дело с Девятью всего семь раз в течение последних сорока восьми лет. Это было вызвано необходимостью выполнить их поручения, которые забрасывали меня поочередно то в Таиланд, в Родезию или в Бразилию, то в Чехословакию, затем в США, в Иерусалим и, наконец, в Берлин. Выполнение одного из этих заданий заняло целый год, который мне пришлось провести вдали от моей дорогой Клио. За это время я раз двенадцать едва не был убит, но всегда с честью справлялся с порученным мне делом, к полному удовлетворению Девяти. Любая из моих миссий могла бы дать прекрасный материал моему биографу для нового ошеломляющего романа. Но он, естественно, ничего о них не слышал. В противном случае ему пришлось бы возложить на себя тяжелую обязанность цензора, ибо он пришел бы в ужас от некоторых действий, к которым я был вынужден прибегнуть, чтобы справиться с моими заданиями.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});